Учёный-дворник

Владимир Чеченцев: Вчера учёный — сегодня дворник!

Очень часто новое — это хорошо забытое старое. Сегодня уже мало кто помнит об ужасах начала 90-х годов, в том числе и для российских учёных. А кое-кто вообще не знает. Предлагаю вашему вниманию рассказ типичного «совкового» научного работника о тех лишениях, которые он пережил в первой половине 1990-х гг. Надеюсь, что для многих это «воспоминание о будущем», несмотря на косность мышления бывшего советского гражданина, станет предостережением к чему нас ведёт банда эффективных научных менеджеров Ливанова и прочих «медвепутов».

I have a PhD and I am working as a tire salesman
 

Ранним утром я спешу на работу. Мне «повезло». Вот уже третий год я работаю дворником в ГРЭП Центрального административного округа, выдержав жесткий отбор на это место. Кое-кто склонен считать работу дворника лёгким занятием на свежем воздухе. На самом деле этот труд — испытание на выносливость и, я бы сказал, трудолюбие. Поскольку уборка производится вручную — приобрётенные несколько лет тому назад мини-тракторы так и не привились в наших условиях, то, уверяю, выдержать однообразную утомительную физическую работу не так просто.

Особенно тяжело приходится дворнику в зимнее время, когда уборка снега требует больших усилий. Если к этому добавить работу без выходных дней, отсутствие комнаты отдыха, обусловленную традицией обязанность неоплачиваемых общих работ, то станет ясно, что свою зарплату дворники отрабатывают сполна.

Ещё недавно, работая по контракту, я имел сравнительно неплохой по нынешним временам заработок — от одного до полутора миллионов рублей [прим. Hulio — до деноминации 1997 года] в зависимости от сезона. Но в конце прошлого года решением московских властей контрактная система для дворников была отменена, что привело к резкому, почти в два раза, снижению моего заработка.

 

Теперь этой зарплаты едва хватает, чтобы свести концы с концами. Ведь в нашей семье, где жена работает горничной, растёт 16-летний сын, оканчивающий среднюю школу, что стоит немалых средств.

Воспитанный в традиции уважительного отношения ко всякому общественно полезному труду, я и сейчас, в свои 59 лет, не чувствую какой-то собственной неполноценности, ущербности, что ли, занимаясь простым физическим трудом. Но мне обидно за общество, заставившее меня, учёного с общим научным стажем 29 лет, кандидата технических наук, как и многих-многих людей, подобно мне, в буквальном смысле выйти на улицу, чтобы добывать средства к существованию.

Ещё в 1992 году я работал в НПО ЦНИИТМаш в должности старшего научного сотрудника. В то время я даже подумать не мог, что буду заканчивать трудовую жизнь чернорабочим.

И ведь никто не заставлял меня выбрать именно эту работу. Меня не увольняли. Возможно, что подобно некоторым своим коллегам по работе я смог бы остаться в штате института и прозябать, получая символическую зарплату (или не получать её в продолжение нескольких месяцев). Мог бы пойти на биржу труда и зарегистрироваться безработным, но не сделал этого. К тому времени я уже слишком хорошо знал, что получить подходящую работу мне не удастся. А вести унизительные переговоры, чтобы иметь нищенское пособие по безработице, не захотел. В продолжение 2-х с лишним лет довольствовался случайными заработками: продавал газеты, работал разнорабочим.

Думаю, что так же должно быть обидно и моей жене, имеющей высшее образование, бывшему эксперту Госстроя СССР, в 80-е годы успешно окончившей курсы повышения квалификации, вынужденной пойти в уборщицы, затем горничные. А ведь утверждается, что рыночная экономика предполагает повышенный спрос на специалистов в области организации и экономики производства.

После сокращения в этом учреждении с большим трудом жене удалось устроиться на работу в Госкино СССР, а затем перейти в корпорацию «Видеофильм». Но стоило ей заболеть, как от неё постарались избавиться, с ней не подписали контракт на очередной год. То, что в советские годы считалось бы незаконным, сейчас стало нормой.

Теперь жена — горничная в коммерческой фирме. И начинаешь понимать, что это еще не самый плохой вариант, потому что убирать ей приходится служебные помещения. Ведь до этого, работая в ГРЭП уборщицей, жена производила уборку в подъездах, обслуживала мусоропроводы в старом доме, убирала закреплённую территорию на улице. И все это делала за меньшую зарплату.

По специальности я инженер-металлург. Имел достаточный производственный опыт, проработав несколько лет мастером, затем начальником смены на металлургическом заводе оборонной промышленности. Уже тогда почувствовал склонность к научной работе, участвуя в освоении впервые разработанной технологии производства деталей для энергетической установки атомных подводных лодок. С 1965 года, после защиты кандидатской диссертации по теме: «Получение полупроводникового материала высокой чистоты», началась моя настоящая жизнь в науке.

Первой моей командировкой после поступления на новую работу стала поездка в Центр управления полетами в город Калининград. На всю жизнь сохраню в памяти атмосферу того собрания учёных, специалистов, обсуждавших задачи космической науки в конференц-зале, в котором все напоминало о триумфальных достижениях отечественной космонавтики под руководством СП. Королева.

Перед собравшимися ставилась грандиозная задача: техническое воплощение полета космического корабля с людьми на борту к планете Марс. Кому-то ныне в реальностях сегодняшнего дня покажется, что мы тогда занимались ненужным делом, на ветер выбросили огромные средства. Но мы-то хорошо знали, что наша работа нужна для сохранения оборонной мощи СССР, сохранения мира на планете.

Не побоюсь показаться нескромным, но в проделанной огромной работе целого ряда научно-производственных коллективов, КБ есть и доля моего творческого труда. Когда на ВДНХ проходила выставка ʻʻМашиностроение-72ʼʼ, мы, учёные и специалисты, с полным удовлетворением отчитывались перед народом за средства, выделенные на эту работу — в качестве поощрения я работал на выставке стендистом.

Как очень личное, переживаю поэтому то опустошение, которому подвергся Центр ракетной техники, когда ведущий калининградский завод ракетостроения РКК «Энергия» для сохранения рабочих мест вынужден осваивать производство кухонных комбайнов.

И в последующие годы, работая во Всесоюзном институте авиационных материалов, затем в НПО «Центральный научно-исследовательский институт по технологии машиностроения» (ЦНИИТМаш), сочетал прикладные исследования с внедрением разработок в промышленность. Принимал непосредственное участие в совершенствовании процессов производства ответственных деталей авиационных и стационарных газовых турбин.

Вспоминаю время, когда Запад решил проучить СССР и наложил эмбарго на поставку труб большого диаметра и газоперекачивающих агрегатов для прокладывавшихся магистральных газопроводов. Расчет был на то, что советская наука и промышленность в короткий срок не смогут решить сложные научно-технические задачи, и Запад сможет продиктовать свои условия.

С огромным напряжением работали тогда тысячи людей, объединенных единой целью, — выполнить задание Родины. Найденные специалистами НПО, в том числе и мною, технические решения помогли решить основную задачу — освоение серийного производства новых отечественных газоперекачивающих агрегатов.

Всего за время работы в науке стал автором более 60 печатных трудов, в том числе 14 изобретений. Работая по преимуществу в областях аэрокосмической и оборонной техники, я не могу даже приблизительно оценить суммарный экономический эффект своей работы, потому что эти работы имели гриф «совершенно секретно». Могу только сказать, что большая часть выполненных работ, сделанных мною изобретений были внедрены в промышленность.

Уровень специалиста и ученого можно оценивать по многим показателям. Для меня лично таким критерием стало участие в трёх открытых конкурсах на замещение вакантных должностей старшего научного сотрудника. Участвуя в конкурсах, я не рассчитывал на покровительство, а только на себя. И то, что по результатам конкурса меня принимали на работу в новые организации, служит хорошим показателем.

Мне довелось познакомиться и узнать, работать под руководством таких настоящих представителей отечественной науки, как академик С. Т. Кишкин, члены-корреспонденты АН СССР А. И. Беляев и Ю. И. Звездин, доктор технических наук М. В. Якутович. Это была хорошая школа учёных!

После всего сказанного можно только догадываться, в какую огромную сумму тогдашних полноценных рублей (а не нынешних деревянных) обошлась государству подготовка специалиста-учёного моего уровня. И как дорого обществу обходится моя работа в качестве дворника.

Но вернусь в 1979 год, когда я был принят в НПО ЦНИИТМаш. Тогда этот институт был одним из престижнейших в стране, флагманом отечественной науки в области тяжелого и энергетического машиностроения. Мне нет нужды рассказывать о тех больших делах, которыми коллектив НПО справедливо гордился. Это заняло бы слишком много места, да и интересно лишь узкому кругу читателей. Но большое число ведущих сотрудников, отмеченных государственными премиями, включая Ленинские, регулярное вручение институту переходящих знамен за победы в соревновании ведущих коллективов отрасли, развитые связи с видными научными центрами страны и зарубежья — тому подтверждение. Теперь уже даже непосвященному в тонкости науки ясно, что высокий уровень науки в стране был связан с приоритетной поддержкой науки государством, реализовавшейся через бюджетное финансирование.

Объявленная в стране в 1985 году «перестройка» проходила в НПО ЦНИИТМаш болезненно. Этапами перехода к «рыночным» отношениям явились: увеличение доли хоздоговорной тематики в общем объеме финансирования, распространение кооперативной формы организации научных исследований, навязанный сверху вопреки интересам коллектива НПО перевод на различные формы хозрасчета. Каждый из этапов «реформ» неуклонно действовал в одном направлении — разрушении крупного научного центра.

Чтобы понять масштабы разрушения некогда ведущего учреждения, приведу несколько цифр. В 1990 году в НПО ЦНИИТМаш работало более 1,500 человек. Ныне эта цифра сократилась до 800 человек, занимающихся в основном коммерческой деятельностью. С 1 августа 1996 года в институт не поступало денег из бюджета. Средняя ставка ИТР и научных сотрудников — 150-250 тысяч рублей. Ставка заведующего отделом, имеющего степень доктора наук, всего 250 тысяч рублей.

Несмотря на складывающиеся неблагоприятные условия, вместе со своими коллегами я изыскивал возможности для продолжения научно-исследовательских работ. И лишь тогда, когда убедился в полной бесперспективности работы в НПО ЦНИИТМаш по специальности, принял решение об увольнении.

То, что пришлось испытать мне, в той или иной степени случилось со многими сотрудниками нашего НПО. И могу с уверенностью сказать, что мое превращение ученого в пролетария физического труда — это типичный случай для нашего общества.

Ещё недавно можно было услышать сетования публицистов на то, что высококвалифицированных специалистов, видите ли, один-два раза в году используют на субботниках по уборке территории. Что же тогда можно сказать о нынешних временах, когда труд дворника стал ежедневным уделом учёного?

В. ЧЕЧЕНЦЕВ
кандидат технических наук
1997

Источник: веб http://rwp.ru

Примечание Hulio: От себя добавлю, что Адольф Гитлер стремился к тому, чтобы немецкий дворник чувствовал своё превоходство над французским профессором. «Медвепуты» же неистово желают превратить русских профессоров в дворников. Улавливаете разницу, да?

Время размещения публикации:
Дата последнего изменения: 29 июля, 2022 в 17:38
 
 
Поделиться новостью в социальных сетях:   ВКонтактеТелеграмLiveJournalTwitter
просмотрели просмотров: 1568  

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Комментируя, Вы соглашаетесь с правилами пользования сайтом.
Ответы на личные вопросы даются только за донаты!