Нация и национализм

Про исследования нации и национализма в российских диссертациях

• Национализм в процессах социальной коммуникации
• Этносимволизм в исследованиях феномена нации и национализма
• Модернистский и постсовременный подход к национальной идентичности: деконструкция мифа нации
• Диссертации про нацию и национализм

Национализм в процессах социальной коммуникации

В современной политической практике «национальный вопрос» рассматривается в контексте политических, технических, а также административных условий и потребностей современного государства и общества. Национализм является идеологией и социальным движением. Национализм как идеология основан на предпосылке, что государства должны быть организованны на национальной основе, а каждая национальная группа имеет право на национальное суверенное государство. Именно поэтому нация в идеологии национализма существует только как предварительное условие для образования такого государства. Коллективистская и ограничительная концепция современного национализма построена на предположении, что человечество составлено из различных групп, в соответствии с различными критериями, например, критерием языка, этнического происхождения, территориальной принадлежности и исторической общности. Национализм как идеология превращает этнические факторы в основные ценности.

Критерием протонационализма, как утверждает британский историк-марксист Эрик Хобсбаум, является чувство принадлежности к устойчивому политическому образованию (Хобсбаум, 1998, С. 39). Нация, таким образом, ― это многофункциональная (многообразная) солидарная, организованная, полузакрытая социально-культурная группа, сознающая факт своего существования и развития.

Изучая историю становления национализма как социального движения, чешский политолог, профессор Пражского университета Мирослав Хроч указывает деление истории национальных движений на три этапа (Нации.., 2002):
• участие националистов в создании современной культуры, фольклора и литературы при отсутствии значимого политического влияния, например, ирландский и еврейский национализм в 50-70-е гг. XIX в.;
• масштабная политическая агитация в пользу «национальной идеи», например, ирландский и еврейский национализм в конце XIX — начале XX вв.;
• национальные движения получают массовую поддержку, например, ирландский и еврейский национализм в период первой мировой войны.

В античности и средневековье не могло быть ни наций, ни национализма. В стабильном аграрном обществе не было необходимости в идеологии, которая объединяла бы элиту с массами. Да и такая идеология была просто невозможна: пропасть между культурой аристократии и церкви, с одной стороны, и тем, что профессор, Института мировой культуры МГУ А.Я. Гуревич (1926-2006 гг.) называл культурой «безмолвствующего большинства», — была непреодолима (Гуревич, 1990). Однако уже модернизация и рост промышленности породили одновременно и потребность, и средства для сплочения разнородного населения посредством использования правящей элитой национальных символов и идеологии национализма.

Безотносительно к историческому контексту, понятия «нация» и «национализм» принадлежат к конкретному, по меркам истории недавнему периоду. Именно государству принадлежит ведущая роль в становлении национального самосознания. Становление легитимности нового типа проходило через процесс идентификации граждан с нацией, народом и ослабление старых форм легитимности. Даже британские монархи в начале первой мировой войны сменили свои фамилии Ганноверской династии на Виндзор. Экономические факторы, такие как развитие капитализма и становление экономики в границах отдельного государства также способствовали становлению национализма. И, как полагает Э. Хобсбаум, историю XIX в. можно представить как процесс образования наций (Хобсбаум, 1998, С. 8-9). До второй половины XIX века значение слова «нация» ― малая родина, иностранец, жители провинции, области или королевства. Нация в период XVIII века означала собой реализацию политической воли жителей.

Сторонники либерального национализма подчёркивали свободу нации от иностранного правления. Нация, также как и индивид, рассматривалась ими как автономная сущность. А поэтому оборотной стороной медали «нации как порождения прогресса» была ассимиляция мелких сообществ и народов более крупными. Так, известный итальянский националист Джузеппе Мадзини (1805-1872 гг.) рассматривал притязания малочисленных народов на национальное самоопределение как менее серьёзные. «Принцип порога» или «принцип минимальной достаточности» был спроецирован Мадзини на карту Европы в виде дюжины независимых государств. Поэтому жизнеспособность маленьких стран вызывала недоумение в политических кругах. Cчиталось, что подобные государства не могут быть экономически жизнеспособными (lebensfahig). Сепаратизм же считался неприемлемым, если этот процесс проводил к разделу государства (Мадзини, 1902). О таком принципе свидетельствует весьма известное изречение Мадзини: «Каждой нации ― государство, не более одного государства для каждой нации» (Мадзини, 1905). Существовали и другие попытки определения феномена «нация». Так, французский семитолог и библеист Эрнест Ренан (1823-1892 гг.) в статье «Что есть Нация?» даёт коллективистское определение нации: «нация — это ежедневный плебесцит» (Ренан, 1902).

«Национальный вопрос» в трактовке австро-марксистов Розы Люксембург (1871-1919 гг.) и Отто Бауэра (1881-1938 гг.) есть явление сугубо индивидуальное. Поэтому существует некая субъективность в практическом применении такого подхода. В работах ортодоксального марксиста И.В. Сталина, посвящённых национальному вопросу, была закреплена понятийная цепочка «род ― племя ― народность ― нация» (Сталин, 1946; Сталин, 1949). Ортодоксальные марксистские понятия в интерпретации Сталина, выстроенные в иерархической последовательности, отражают определённую историческую закономерность. «Исторические общности» людей выделяются Сталиным на основе четырёх основных критериев: языка, территории, культурно-психологического склада и экономической практики. Каждое последующее звено этой цепи обладало большим количеством признаков по сравнению со своим предшественником. Причём данная картина полностью укладывалась в формационную схему развития человеческой истории: род и племя соответствовали первобытнообщинной формации, народность ― рабовладельческой и феодальной, нация ― капиталистической и социалистической. Традиционное историко-материалистическое определение нации содержит как объективные, например, экономические связи, территория, так и субъективные, например, язык, культурно-психологические особенности и характеристики. В данном случае объективные составляющие этнического — это те особенности этнической общности, которые появляются под влиянием внешних, прежде всего, природных условий. Однако, эмпирические данные, полученные этнографами в середине ХХ века, поставили под сомнение незыблемость формационной схемы и привели к необходимости пересмотра строгой привязки всех явлений общественной жизни к формационной концепции как европоцентристской и отвергающей уникальность развития не-европейских культур и цивилизаций.

В середине XX столетия на смену традиционным концепциям нации и национализма пришли модернистский и постсовременный подходы. Так, профессор Лондонской школы экономики Эрнст Геллнер (1925-1995 гг.) утверждал, что контакт народа с более крупными и развитыми культурами может помочь ему структурироваться в нацию (Геллнер, 1995, С. 33-35). Геллнер уделял значительное внимание процессу становления нации: согласно его авторитетному мнению, что бы ни утверждали по поводу национализма и национального характера романтики, национализм, по Геллнеру, «есть, по сути, наложение высокой культуры на общество, где ранее большинство, или даже всё без исключения население, принадлежало к низкой культуре. Этот процесс есть повсеместное распространение через школу знания, санкционированного университетскими профессорами, знания, отвечающего достаточно высоким запросам бюрократической и технологической коммуникации. Появление анонимного, обезличенного общества, с взаимозаменяемыми, атомизированными членами, которых связывает между собой, в первую очередь, общая культура, распространяемая образовательной системой ― такова реальность» (Геллнер, 1992, С. 35). Таким образом, согласно данной точке зрения, для современных обществ национальная идентичность становится «суррогатом религии», интегрирующим фактором, без которого принизанное духом индивидуализма общество распадётся.

Когнитивный (лат. cognitio ― познание, изучение, осознание) потенциал концепции Геллнера велик. Однако вряд ли можно объяснить глубину национального чувства только воздействием образовательной системы. Кроме того, концепция эта в основе своей материалистична и функциональна. К тому же данная концепция не принимает во внимание опыт тех стран, где индустриализация произошла уже после становления национального самосознания, например, Польши, Греции, Норвегии.

В отличие от Геллнера, немецкий политолог и профессор Гарвардского университета Карл Дойч (1912-1992 гг.) подчеркивал роль социальной коммуникации в процессе становления нации (Дойч, 1993). Продолжая данную тенденцию, профессор Корнельского университета (Нью-Йорк) Бенедикт Андерсон полагает, что нация ― это воображаемая политическая общность, ограниченная в воображении и суверенная. (Нации.., 2002). Нельзя не согласиться с Андерсоном, подчеркивающим три атрибута этого воображаемого конструкта: территориальную ограниченность в рамках государственной границы ― ни одна нация не мыслит себя равной человечеству в целом, не мечтает безгранично расшириться, как христиане в своё время мечтали христианизировать весь мир, а многие мусульманские фундаменталисты до сих пор не отказались от абсурдной идеи превращения всего немусульманского мира «дар-аль-харб» и «дар-аль-сульх» в «умма муслемийя» (сообщество мусульман) и «дар-аль-ислам» (исламский мир). Нация всегда является замкнутым сообществом. Однако границы её эластичны под влиянием процессов ассимиляции и инкорпорации меньшинств, как групп, так и индивидов. Второй атрибут нации ― суверенность; нации нет без суверенного государства, а сам принцип суверенности является показателем независимости и свободы. Наконец, нация всегда мыслится как братское сообщество, то есть как имманентное (лат. immanens, род. пад. immanentis ― «пребывающий внутри»; свойственный чему-либо) равенство, товарищество: «Именно ради этого братства многие миллионы людей за два прошлых столетия не просто были убиты, а добровольно пошли на смерть — и чего ради? Ради фантастического, придуманного образа» (Нации.., 2002).

Этносимволизм в исследованиях феномена нации и национализма

Справедливую критику вышеупомянутых взглядов предлагает профессор Лондонской школы экономики Энтони Д. Смит, упрекнувший данный подход, во-первых, в недооценке степени самостоятельности людей, которые вовсе не обязательно столь политически инертны, что становятся послушными марионетками в руках правящих классов, и не столь глупы, чтобы безропотно погибать за совершенно чуждые им интересы. Второй упрек Смита относится к подлинности национального чувства: для многих людей национальная принадлежность в самом деле является главным фактором в личностном самоопределении (Smith, 2004).

Этносимволизм, как его называют его создатели, ученые, пытающиеся учесть уроки и сбалансировать основные достижения всех ранее рассмотренных подходов — Энтони Д.Смит, Джон Хатчинсон, Адриан Гастингс. В их весьма аргументированных и убедительных трудах проводится разграничение между полноценным, развитым этносом и этническими особенностями, между развитой нацией и национальными особенностями. В противовес более социально-политизированным концепциям «модернистов», этносимволисты подчеркивают важность этнических корней нации. Общие для этноса/нации воспоминания, механизм работы национальной памяти, способы ее передачи, образы святых, вождей и героев, “потенциальная нация” (would be nations).

Таким образом, этносимволисты убирают содержащуюся в «модернистких» концепциях нации пропасть между современными нациями и их историческим прошлым, и с другой стороны, подчеркивают изменчивость в трактовках этнического культурного наследия. Такой гибкий подход позволяет к тому же логически выделить три основных типа национальной идентичности, которые зависят от истории формирования конкретной нации: этнический (мобилизация символического наследия прошлого, как в истории возникновения современной Греции), гражданский (в случаях, когда национальное государство формируется сильной бюрократической элитой сверху, как, например, во Франции) и плюралистический (ассимиляция любых эмигрантов в США). Смит справедливо замечает, что эти идеальные типы национальной идентичности почти не существуют в чистом виде, чаще всего они накладываются друг на друга (столкновение этнической и гражданской идентичности в «деле Дрейфуса» во Франции, вся история средневековой Швейцарии). Привлекательность этносимволистского подхода – в его удачном синтезе политических, культурных и «органических» сторон жизни нации.

Отдельную группу составляют исследования национальной идентичности с позиций социальной и политической теории. Особая тема – взаимосвязь между национальной идентичностью и историей отдельных наук, историей знания. Этим направлениям в исследованиях национальной идентичности у нас еще предстоит большое будущее, скорее всего непростое. Самый принятый у нас пока подход к постижению национальной идентичности – через историю, язык и культуру – преобладает и на Западе. Дать сколько-нибудь упорядоченное представление об этом широком практическом поле невозможно.

«Английскость» исследована уже чрезвычайно полно. Не считая чисто политических аспектов, в области культуры разработаны проблемы: средневековых корней английскости и разных этапов ее исторического становления; английского языка как зеркала становления нации, особое внимание уделено идиоматике; вклад писателей от Чосера до Вирджинии Вулф и отражение национального сознания в их произведениях; английский ландшафт как национальный символ; символика английского замка, поместья, загородного дома, коттеджа; монументы и церемонии ; участие страны в войнах и память нации; роль религии и философии на разных этапах формирования нации; взаимодействие английского, шотландского, уэльского и ирландского национального элемента в «английскости», а теперь еще и ее трансформации под влиянием иммигрантов разных рас и культур.

По сходным линиям идут исследования идентичности французской, немецкой, но обращает на себя внимание то, что в потоке работ, рассматривающих национальную идентичность на материале всех регионов мира, Россия пока представлена недостаточно. Уникальный российский опыт, особенно ХХ века, с марксистским приравниваем национализма к мелкобуржуазности, с декларациями создания новой наднациональной общности – «советского народа» и с реальной практикой решения национальных вопросов в СССР, «союз нерушимый республик свободных» и его распад – все это дает богатейший материал для размышлений над проблемами национальной идентичности не только в культурном, но и в теоретико-политическом аспекте.

Модернистский и постсовременный подход к национальной идентичности: деконструкция мифа нации

Современный национализм, если он не связывает себя с религиозными ценностями, не способен опереться на государственную власть. Поэтому следует предполагать второстепенную роль национализма в современной истории по сравнению с религиозным фундаментализмом. Кроме того, довольно часто имеет место отождествление понятий «нация» и «народ». В англо- и романоязычных странах одним из значений понятия «нация» является «совокупность всех граждан», то есть практически тождественно понятию «народ» в российском праве.

Культурная общность сама по себе не может являться критерием определения нации. Роль интеллигенции и массового среднего образования в конструировании и распространении представлений о национальной идентичности в самом деле велика, но может базироваться только на использовании уже существующего культурного материала.

Под этим господствующим представлением скрывается реальность нации как культурного артефакта, возникшего в эпоху книгопечатания и особенно расцветшего с подъемом прессы, газет и журналов. Гегель недаром говорил, что современному человеку газета заменила утреннюю молитву — именно поэтом в ежеутреннем чтении газеты профессор Бенедикт Андерсон видит церемонию столь же массовую, как богослужение (массовость определяется тиражом издания), и столь же персональную (уникальность обстоятельств каждого читателя, элемент выбора в его чтении). «Печатным капитализмом» ученый называет параллельные сложные процессы вытеснения латыни национальными языками, зарождения национального самосознания и артикулируемого пишущими людьми национализма, становления национальных государств. «Нация» – создание интеллигенции и интеллектуалов, изобретенный ими миф, распространяющийся благодаря книгам, газетам, изобразительному искусству, а теперь и кинематографу. Национальная символика, история, культура сознательно окрашиваются в националистические тона; они постоянно переписываются и переделываются в соответствии с представлениями интеллигенции о нуждах переживаемого исторического момента, что Андерсон и показывает на примерах из европейской и азиатской истории.

Еще радикальней отрывает категорию нации от каких бы то ни было оснований в политической действительности известный прежде всего как теоретик постколониализма Хоми Бхабха, ныне профессор университета Чикаго. Его труды распространяют на национальную идентичность концепцию «другого» Э. Левинаса. «Другой» в терминологии Левинаса — значимый чужой, чье присутствие и реакция необходимы для самоопределения личности. Мы видим себя только в зеркале «другого», иного способа познать себя не существует. Эпоха Просвещения с ее пафосом целостности, подчинения всего бытия общей разумной цели, не знала «другого»; рожденный Просвещением национализм естественно декларировал внутреннюю гармонию и однородность нации. Бхабха ставит под вопрос понятие национальной идентичности не просто потому, что не видит этнически однородных наций; В редакторском предисловии к тому «Нация и нарратив» (1990) Бхабха пишет: «Происхождение нарратива, теряется Культурное обаяние идеи заключается идеальном, недостижимом единстве нации как символической силы… Мне важно подчеркнуть амбивалентность, которая пронизывает идею нации, языки тех, кто пишет о нациях, жизни тех, кто живет этой идеей».

Форма национального нарратива вырастает из противоречий между настоящим и прошлым, между личностью и «другим», между нарративами, преследующими разные цели, образовательные и перформативные. Разнонаправленность, внутренняя противоречивость этих разных вариантов национальной истории отражает и поощряет дальнейшее развитие противоречий внутри нации. Националисты предлагают одни версии национальной идентичности; альтернативные версии той же «истории», того же нарратива, выдвигают разного рода оппозиционные группы граждан. Бхабха привлекает внимание к роли «другого», чужого, инородного в определении национальной идентичности доминирующей нации. Доминирующей у него выступает империалистическая нация, как магнитом притягивающая к себе людей из своих бывших колоний. В этом притоке иммигрантов, гастарбайтеров, беженцев, которые не желают отказываться от своих национальных корней, размываются традиционные основы национальных «историй», представлений наций о себе самих, и обнажается их фрагментарная, гибридная природа.

Подходы, предлагаемые «постмодернистами», способствуют росту общественно-политической роли движений, представляющих интересы разного рода меньшинств, которые раньше были исключены из интеграционной политики национального строительства. Это движения, защищающие право «быть другими», отличаться от большинства. Степень их политического влияния напрямую зависит от их умения использовать историческую память, конструировать концепции идентичности (гендерной, расовой, этнической, культурной), которые оправдывали бы их притязания. С другой стороны, примеры такого конструирования идентичности вдохновляют все новые и новые группы людей к осознанию себя как политического сообщества, подталкивают их к объединению, сплочению ради достижения общей цели, так что и принципиально деидеологизированный постмодернизм оказывается на деле политическим орудием, может быть в не меньшей степени, чем чисто академическим направлением.

Таким образом, проанализировав ключевые теории и подходы к коммуникационным процессам в этно-национальной сфере, следует прийти к выводу, что этносы и нации в современной политической практике являются результатом процессов интенсивной социальной коммуникации различных групп и слоёв общества в XIX-XX столетиях, которые продолжают свое влияние и в XXI столетии. Коммуникационные процессы в этно-национальных процессах отражают не только стремление политических, экономических и культурных элит насадить массам доминирующую систему ценностей и гражданской культуры посредством политических и социокультурных институтов. Они также отражают имманентную склонность индивидов урбанизированного и техногенного общества находить реальные или вымышленные общие биологические исторические, социокультурные и иные факторы, обеспечивающие социальную коммуникацию и интеграцию.

Политические страсти, бушующие вокруг вопросов национализма в современном мире, также не облегчают академические занятия проблемой национальной идентичности. Понимание ее существенно различается у разных ученых в зависимости от их общего понимания нации и национализма. Можно наметить три основных подхода к проблеме, сложившиеся после 1945 года. Отдельные граждане и даже группы граждан могут субъективно воспринимать нацию как извечную константу бытия, но подобный ретроспективный национализм на деле не находит подтверждения в исторических источниках.

В восьмидесятые-девяностые годы на смену «модернистким» концепциям нации пришли «постмодернисткие», в которых акцент в соответствии с преобладающим направлением гуманитарного знания лежит на воображаемой, гибридной природе наций и национальной идентичности. Как видно, теории нации и национальной идентичности весьма многочисленны и разнообразны, но несмотря на то, что «национальная идентичность» продолжает оставаться теоретически дискуссионной категорией, на практике она исследуется чрезвычайно широко.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Геллнер Э. (1992) Мифы нации и класса // Путь. № 1. С. 23-46.
2. Геллнер Э. (1995) Нации и национализм; Пер. с англ.; Ред. и послесл. И.И. Крупника. М.: Прогресс. 411 с.
3. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990. 395 с.
4. Дойч К. (1993) Нервы управления. Модель политической коммуникации. М.: Мысль. 312 с.
5. Мадзини Дж. (1902) Об обязанностях человека; Пер. Л.П. Никифорова. М.: тип. И.А. Баландина. 78 с.
6. Мадзини Дж. (1905) Избранные мысли Иосифа Мадзини; Пер. Л.П. Никифорова. М.: Посредник. 39 с.
7. Нации и национализм: Б.Андерсон, О.Бауэр, М.Хрох; Пер. с англ. и нем. М.: Праксис, 2002. 416 с.
8. Ренан Э. (1902) Что такое нация? // Ренан Э. Собрание сочинений в 12-ти томах. Пер. с фр. Киев. Т.6. С. 87-101.
9. Реннер К. (Синоптикус) (1906) Государство и нация. СПб. 211 с.
10. Сталин И.В. (1946) Марксизм и национальный вопрос // Сталин И.В. Соч. Т. 2. М.: ОГИЗ; Государственное изд-во политической литературы. С. 290–367.
11. Сталин И.В. (1949) Национальный вопрос и ленинизм: Ответ товарищам Мешкову, Ковальчуку и другим // Сталин И.В. Соч. Т. 11. М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы. С. 333–355.
12. Хобсбаум Э. (1998) Нация и национализм после 1870 г. СПб.: Алтейя. 319 с.
13. Smith A.D. (2004) Chosen Peoples. Sacred Sources of National Identity. Oxford: Oxford University Press. 350 p.

источник: Современные этнические и национальные процессы в контексте теорий социальной коммуникации [Текст доклада] // Коммуникативные стратегии информационного общества: труды 2-й междунар. науч.теор. конф. СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2009. С. 137-143.

Выбор темы диссертации про нацию и национализм

В современной России проблемы нациии и национализма защищались в диссертациях по специальности ʻʻ23.00.02 — Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологииʼʼ (по старой номенклатуре специальностей), а с 2018 года — по специальности ʻʻ23.00.05 Политическая регионалистика. Этнополитикаʼʼ. С 2021 г. — ʻʻ5.6.4. Этнология, антропология и этнографияʼʼ (исторические).

Все диссертации, размещённые в РГБ и отправленные в ЦИТиС, Вы можете найти по определённой специальности в платных онлайн каталогах.

Несмотря на завершение доктринального давления марксистской идеологии на исследования по тематике «нация» и «национализм», современные исследователи в России вот уже более двадцати пяти лет находятся под дамокловым мечом преследования карательных органов за свои убеждения на основании п. 2 статьи 29 Конституции Российской Федерации, cт.282 УК РФ и cт. 20.3.1.КоАП РФ.

В странах ОЭСР также в последние два десятилетия возрастает прессинг на исследователей со стороны глобалистских институтов и леворадикальных организаций, насаждающих «мультикультурализм», «толерантность» и «политическую корректность».