Модернизация и политика

Политическая модернизация

• Модернизационные процессы
• Модернизация в России

Политическая модернизация и ее теории

Политическая модернизация означает качественное развитие политической системы общества и её ключевых институтов для повышения их эффективности и легитимности в постоянно изменяющихся условиях политической среды. Политическая модернизация отличается ростом бюрократии с разработанными ролевыми системами политического взаимодействия, которые заменяют традиционные и личные отношения в политической практике. Универсальные правила и роли, а также нормы поведения политических акторов становятся более надёжными условиями для развития политической системы и её институтов, чем партикулярные (частные) отношения в политике, а правление закона заменяет персонифицированное правление людей.

Изучая процессы политической модернизации, следует выделить два её основных типа:
* оригинальную, спонтанную (стихийную) модернизацию как переход от традиционного к современному рациональному обществу в результате естественного длительного исторического развития, например, в таких государствах, как Великобритания и США;
* вторичную, отражённую модернизацию, которая характерна для отставших стран, использующих «передовой» опыт. Данное явление также известно под названием «опоздавшая» модернизация или «осовременивание вдогонку», например, в России и Бразилии.

Либеральное направление теории политической модернизации предполагает в качестве залога успешного осуществления модернизации политического режима постоянный диалог представителей политической власти с населением, её согласия и консенсуса с народом, постоянного подтверждения легитимности власти гражданами. Представители либерального направления политической модернизации, например, профессор социологии Иерусалимского университета Шмуэль Эйзенштадт, подчёркивают необходимость успешной адаптации политической системы. Составные части либеральной модернизации таковы: эффективное удовлетворение основных политических сил централизованным государством и его институтами, активное участие граждан, а также быстрое развитие гражданского общества.

Представители либерального направления теории политической модернизации утверждают, что преодоление разрыва между индустриально развитыми странами (государствами-членами ОЭСР) «первого мира» («глобального Севера»), в которых преобладают либерально-буржуазные ценности и слаборазвитыми странами «глобального Юга», в которых доминируют дезинтеграционные тенденции, является весьма вероятной перспективой исторического развития человеческой цивилизации. Так, профессор Колумбийского университета Уолт Ростоу (1916-2003 гг.) предложил четырёхэтапную модель модернизации переходного общество, в которой присутствуют условия для экономического роста, связанные со становлением «общества массового потребления». Однако данная схема модернизации реконструирует лишь европейский опыт, который не всегда возможно применить в политической практике «третьего мира». Таким образом, эта точка зрения является ничем иным, как вульгарным европоцентризмом и одним из заблуждений либерального направления в изучении процессов политической модернизации.

Действительно, недостатком либерального подхода к процессам политической модернизации является игнорирование или недооценка влияния культурных или цивилизационных особенностей модернизирующегося общества, а также опасностей переходного периода. Успешная политическая модернизация происходит с постепенным изменением важнейших устаревших элементов политической культуры, когда в процессе комплексных изменений перерабатываются те элементы политической и социокультурной традиции, которые более всего согласуются с растущей рационализацией политики и дифференциацией политический ролей. Таким образом, успешная политическая модернизация не означает радикально новое развитие и начинается политическая модернизация не с tabula rasa (лат. чистый лист) и отрицания преемственности политического режима.

Впоследствии с данным тезисом согласился и знаменитый футуролог Фрэнсис Фукуяма, который в начале 1990-х гг. придерживался либеральной теории политической модернизации. Так, Фукуяма заявил о своём отказе от принципа распространения демократии в тех странах, где такой тип политического устройства ранее не существовал и вряд ли возможен в будущем. И именно поэтому действия неоконсерваторов администрации Дж.У. Буша мл. были названы им чрезмерно самонадеянными.

Несмотря на противостояние США и радикальных режимов исламских стран в настоящее время, а также усиливающийся «исламо-фашизм» в арабском и мусульманском мире, Фукуяма полагает, что основным противником западного либерально-демократического общества являются недемократические режимы Юго-Восточной Азии. Таким образом, по мнению Фукуямы, не ультраправые движения и не исламский радикализм, а «форма патерналистского азиатского авторитаризма» является наиболее серьёзной угрозой «демократии на её родной территории». Ведь именно именно азиатский опыт успешной адаптации к современному технологическому миру и капиталистическому обществу, одновременно указывает на конкурентоспособность восточной модели общественного развития и на недостатки западного общества, в то время как радикальные исламские, националистические и коммунистические режимы не сумели адаптироваться к процессам модернизации.

Мягкий вариант «азиатского авторитаризма», сумевший обеспечить экономический рост и избежать «чрезмерной» атомизации и аномии западного общества, вызывал восхищение, по словам Фукуямы, у многих европейских бизнесменов. Однако финансовый и политический кризис 1998 года в Юго-Восточной Азии расставил приоритеты духовного и идеологического спора Запада и Востока. Режимы Юго-Восточной Азии оказались подверженными коррупции, непотизму (предоставлению государственных должностей родственникам) и их функционирование оказалось неэффективным в период экономического кризиса.

В свою очередь, сторонник консервативного направления теории модернизации, профессор Гарвардского университета Сэмюэль Хантингтон в труде «Политический порядок в меняющихся обществах» утверждает, что политические режимы в модернизирующихся обществах всегда весьма нестабильны. Действительно, модернизация и становление либеральных ценностей возможны в традиционном обществе только как подражание западным образцам. В странах, где возникла ускоренная фрагментарная модернизация, происходит сопротивление традиционных элементов либеральной идеологии, которая ассоциируется с «вторжением Запада» и зачастую воспринимается как враждебная. Поэтому в модернизирующихся социумах наблюдается агрессия к политическим институтам, привнесённым извне. Противоречия, на которых основана частичная политическая модернизация, порождают напряжённость, враждебность и конфликты внутри политической системы. Более того, вторжение социальных идей и ценностей индустриального и либерального общества в традиционные сообщества создает угрозу безопасности традиционных сообществ, «взрывает» традиционную структуру общества, однако не превращает его в рациональное сообщество.

По мнению Хантингтона, политические катаклизмы XX-го века в виде процессов индустриализации, урбанизации и демократизации, вызвали разрушение традиционных социальных институтов. Противоречия частичной модернизации приводят к столкновениям и конфликтам различных акторов в рамках некогда относительно стабильной политической системы. Несоответствия обнаруживаются к между реформирующимися субсистемами, одного и того же политического института. Более того, в одной и той же личности в реформирующемся обществе могут сосуществовать несовместимые ценностные ориентации и убеждения, например, либеральные и авторитарные ценности в сознании индивида.

В результате вышеуказанных процессов дезориентированные массы становятся жертвами демагогического политического руководства и авторитарных политических движений, что приводит к усилению авторитаризма, ожесточённой борьбе за власть среди антагонистически настроенных друг против друга социальных или этнических групп. Все это приводит к полной или частичной дискредитации либеральных ценностей как таковых и замедлению перехода на следующую фазу общественного развития. Именно поэтому Хантингтон сосредотачивает всё внимание на изменении взаимодействия между городом и деревней при модернизации и отмечает, что переход от доминирующего влияния сельской культуры к преобладанию урбанистической культуры порождает неустойчивость во всех сферах общества переходного периода. Таким образом, модернизация и форсированное изменение традиционных форм политической культуры как политика долгосрочных целей неосуществима в форме подражания западным стандартам.

Если принять точку зрения Хантингтона на процессы заимствования западных рациональных идей либерализма в модернизирующихся обществах «третьего» и «четвертого» мира, то следует прийти к выводу об их несоответствии социокультурным традициям Запада. Действительно, европейская англо-американская культура обусловлена рационализацией миропорядка, вытекающего из идей римского права и иудео-христианского понимания универсума (мироздания). А многие традиционные общества африканского и южноамериканского континентов, Юго-Восточной Азии и Среднего Востока не ориентированы на эксплуатацию природы и ресурсов, а также на тотальную рационализацию социальной жизни.

Анализируя соотношение вестернизации и модернизации (см. схему 1), следует выделить различные модели политической модернизации, где точка А — исходное политическое состояние, когда отсутствуют вестернизация и модернизация; линия А-D означает болезненный процесс культурной вестернизации без технической модернизации, например, в «черной» Африке после деколонизации 1960-х гг.; линия А-В означает модернизацию как вестернизацию, например, реформы Мустафы Кемаля Ататюрка в 1920-1930-х гг; А-С символизирует политику сохранения собственной культуры и социокультурной особенности при одновременном приобщении к западным технологиям, например, Япония и другие «новые» индустриальные страны; линия А-Е символизирует такие страны, как Пакистан, Шри-Ланка, Малайзия, Саудовская Аравия, Бахрейн и Арабские Эмираты, где использование западных технологий сосуществует с тенденцией сбережения и развития исламских и национальных традиций.

Анализируя тенденции политической модернизации в современном мире, Хантингтон отрицает тезис Фукуямы о победе «рыночно-демократического» пространства и утверждает, что политическая модернизация и экономическое развитие не содействуют становлению либеральной демократии. Более того, экономическое развитие модернизирующихся стран не содействуют гомогенизации (греч. homogenes — однородный) политического пространства и не создают универсальную (всеобщую) современную политическую культуру. Также в этих обществах происходит возрождения местных традиций и упадок западной культуры. Хантингтон также указывает на отступление западной культуры перед ростом фундаментализма и этнического сепаратизма не только на Западе. Так, вместо того чтобы отказаться от ярко выраженной и публично провозглашаемой религиозной идентификации, к чему призывает Фукуяма, многие народы и этносы радикально подчеркивают свою этническую принадлежность и агрессивно отстаивают свои национальные права.

Отмечая различия западной и восточной цивилизаций, швейцарский психолог и психоаналитик Карл Г. Юнг (1875-1961 гг.) утверждал, что западная культура отличается экстравертностью, то есть обращённостью во-вне, в объективный мир. Тем не менее, Юнг определяет религиозно-этические ценности западной цивилизации как «чистую возможность» самореализации индивида, как способность человека выйти победителем из неожиданного и необъяснимого испытания.

«Восток» как концептуальное противопоставление «Западу» следует охарактеризовать как цивилизацию с традиционным обществом. Восточные культуры стремятся к целостному, недифференцированному восприятию мира, к гармонии. На Востоке существует традиционное общество, которому чужды инновации, там доминируют традиции, устойчивость и авторитет. На Востоке человек приобретает значимость, он принадлежит к государству, семье, религиозной организации. Психологически он ощущает себя носителем идей и культуры социальной организации, к которой принадлежит. Образ человека в восточном обществе статичен и отражает замедленный характер социальной динамики всего общества. Таким образом, статичность образа человека на Востоке определяется стабильным характером общества. Поэтому восточное общество оказывается защищённым от неопределённых, деструктивных инноваций. Более того, преклонение перед общественным устройством, обожествление этого устройства как высшего совершенства часто парализует творческую активность индивида и порождает страх внести дисгармонию в божественный порядок мира.

В этой ситуации доминирует принцип недеяния («у-вей»), гарантирующий мировой порядок. Такое воззрение ориентирует человека на страх перед инновациями, так как общественное устройство не может быть постигнуто рациональными средствами и приобщение к нему требует образно-эмоциональных (иррациональных) актов.

Рассматривая противопоставление Запада и Востока как двух совершенно разных социокультурных типов общества, следует отметить, что данный подход отвергает принцип исторического развития и игнорирует тот факт, что западное общество ещё в эпоху Средневековья не было рационалистическим. Поэтому не исключено, что в контексте диалога западной и восточной культур, а также под влиянием глобализации, произойдёт конвергенция западных и восточных социально-политических идей.

Политическая модернизация в современном российском обществе

Последние десятилетия Россия переживает ускоренную посткоммунистическую системную трансформацию – процесс преобразования коммунистической системы, политической целью которого является достижение демократии и рыночной экономики, когда происходит разрушение прежних тоталитарных ценностей, установок и становление гражданского общества. И, если в тоталитарной политике советского общества идеология выполняла легитимирующую функцию и влияла на системы ценностей управляющих и управляемых, в том числе и на представления о том, что является «нормальным» и социально-одобряемым политическим поведением, то в период демократических преобразований коммунистическая партия официально отказалась от своих претензий на абсолютную власть. Монопольно-властные структуры стали разрушаться, а тоталитарная идеология перестала быть абсолютной истиной для всех.

В ходе преобразований постсоветского общества были осуществлены институциональные реформы, направленные на установление политического плюрализма: проведены учредительные выборы, образованы временные политические объединения, например, «Демократическая Россия», появились партии различных политических ориентаций. Однако изменения происходили не только на институциональном уровне государственного управления, но и в связи с появлением новых форм политического управления и новых структур власти. Одновременно с институциональными трансформациями происходили и социально-психологические изменения в обществе самой системы ценностей и установок, включая детерминированные культурой менталитет (лат. mens, mentis – ум, мышление, рассудительность, образ мыслей, душевный склад; общая духовная настроенность и совокупность социально-психологических установок, формирующих способы видения мира) и образ жизни. Постсоветский человек учился по-новому понимать и оценивать не только власть и её систему взаимодействия с ним, но и своё место и возможности в этой системе.

Российские политико-административные реформы конца XX века во многом связаны с осознанием и признанием того факта, что отсутствие эффективного государственного управления является серьёзной преградой на пути развития страны. Российский вариант реформ исходил из данных предпосылок, однако, практическая реализация политической модернизации закончилась неудачей. Исходя из интересов современной российской государственной бюрократии, следует предположить дальнейшее развитие института централизованной власти в России, особенно с учётом тенденции государственной бюрократии к собственному обогащению за счёт расширения сфер контроля над российской экономической системой. Более того, угроза социальному порядку и потенциал социальных возмущений крайне недовольного, однако пока неорганизованного рабочего класса могут стимулировать усиление власти государства и бюрократии, автократии и экспансионизма.

Однако следует отметить, что нынешний социально-политический курс российского правительства, стимулируя адаптацию российской политической системы к вызовам международной и внутренней политики, терпит крах. Бюрократический персонал плохо обучен и из-за незнания иностранных языков имеет очень ограниченные возможности усваивать новые знания, деморализован, отчуждён от новой власти и презираем народом. Инфляция сократила реальные зарплаты чиновников, ими утрачен интерес к труду, но возрос интерес к преступным доходам. Поэтому деньги становятся высшей инстанцией принятия решений (ultimate decision-maker) для чиновников и политиков.

И у вышеуказанной тенденции имеются глубокие социокультурные и политико-экономические причины. Как отмечает профессор социологии Центрального Мичиганского университета (США) Джозеф У. ДеБолт, Советский Союз отставал в осуществлении политической модернизации, особенно учитывая, что Коммунистическая партия всегда декларировала приверженность процессу модернизации, с ориентацией под руководством ВКП(б) на «светлое будущее» (XXII годовщина…, 1939). Однако, «несмотря на декларированную КПСС цель модернизации, постоянно наблюдалось слабое развитие политической системы СССР. За пределами советских мегаполисов везде были видны признаки не-современного, патриархального, доиндустриального общества. И, за исключением отдельных сфер, в которых КПСС концентрировала огромные средства (оборона страны и освоение космоса), Советский Союз всё больше отставал в модернизации от других индустриальных обществ» (ДеБолт, 2006, С. 20). И, действительно, СССР представлял собой случай такого ограниченного развития: не справляясь с поддержанием необходимых темпов политической модернизации, СССР всё больше отставал по экономическим и социальным показателям от государств-членов ОЭСР.

Когда политическая власть была полностью подконтрольна консолидированной номенклатурной (перечень высших должностей КПСС) элите, осуществление реформ стало практически затруднено. Кроме того, успех реформ мог потребовать развития более автономных дисциплин научного знания, например, социологии и политологии. В любом случае, власть партии была бы ослаблена, а с ней власть и привилегии руководящей номенклатуры, что было для них нежелательно. Неспособность к необходимой модернизации привела в дальнейшем к перестройке и гласности, к попыткам М.С. Горбачёва реформировать советскую систему, осуществить её политическую модернизацию. Однако упорное сопротивление привело к неудавшемуся перевороту в августе 1991 г. и быстрому распаду Советского Союза, прекратившего существование 25 декабря 1991 г.

Российские политико-административные реформы конца XX – начала XXI вв. во многом были связаны с осознанием и признанием того факта, что отсутствие эффективного государственного управления является серьёзной преградой на пути развития страны. Так, говоря об административной реформе (коснувшейся, впрочем, пока только федеральных органов исполнительной власти), Президент В.В. Путина отметил на встрече с зарубежными политологами в сентябре 2007 года: «в течение последних трёх с лишним лет стало ясно, что это для нашей действительности неэффективная модель» (Встреча…, 2007).

Исходя из интересов современной российской политической элиты и могущественной государственной бюрократии, следует предположить дальнейшее развитие политического института неограниченной централизованной власти в России. Более того, угроза социальному порядку и потенциал социальных возмущений крайне недовольного, однако пока неорганизованного, рабочего класса могут стимулировать усиление власти государства и бюрократии, автократии, ортодоксии, экспансионизма и замкнутости, а также рост концентрации государственной власти.

ЛИТЕРАТУРА

1. Встреча Президента РФ В.В.Путина с участниками международного дискуссионного клуба «Валдай». 14.09.2007 г. Сочи. // Официальный сайт Президента России. Режим просмотра: http://www.kremlin.ru/appears/2007/09/14/2105_type63376type63381type82634_144011.shtml
2. ДеБолт Дж.У. (2006) Причины и следствия неудач модернизации в России// Социологические исследования. № 1. С. 20-31.
3. XXII годовщина Октябрьской Революции. Доклад тов. В.М. Молотова на торжественном заседании Московского Совета 6 ноября 1939г. // Пропагандист и агитатор РККА. №22. ноябрь 1939г. С. 1-11.

источник: Курс лекций по предмету «Политология»: модульный подход. Модуль III. Часть 12. СПб., 2008. 27 с.